Безработный

Инженер Полетаев Евгений Николаевич стоял, облокотясь на каменный парапет набережной и смотрел в воду. Вода уно­силась медленным течением вместе с падавшими в нее желты­ми осенними листьями и каплями дождя. Этот дождь моросил однообразно, скучно, по-осеннему с утра и всю прошедшую ночь, и вчера, и третьего дня. Полетаеву стало казаться, что пасмурная погода будет длиться вечно. Везде сыро, серо, бес­просветно, как, впрочем, и сама жизнь. Сегодня его супруга, всегда такая тихая и скромная, вдруг впала в неистовство, ко­гда дочка подошла к ней и попросила денег на школьный зав­трак. Что же тут началось, Боже мой: слезы, истерические вы­крики. Чего только не услышал Полетаев в свой адрес. Что он никчемный человек, эгоист, которому нет никакого дела до се­мьи, и тому подобное. Он пытался оправдываться: где, мол, найдешь работу, везде на производствах сокращения. «Сделай что-нибудь, - плакала жена, - так дальше жить невозможно». «Действительно, невозможно», - подумал Полетаев и, хлопнув дверью, ушел. Его взяла такая досада, такое отчаяние на жену, на себя и на всю эту, как ему казалось, никчемную жизнь. Опять зашел в какую-то фирму насчет работы, но дальше вести­бюля не прошел, охранник выгнал. Домой возвращаться не хо­телось, да и что он скажет Люсе, своей жене. Потому бесцель­но ходил по городу. На одном из импровизированных рынков увидел бывшего своего мастера цеха Уткина, торговавшего на лотке гайками, шурупами и прочей мелочью. Поболтали о том, о сем, Полетаев посетовал на жизнь, тот посоветовал ему за­няться торговым делом.

- У меня такое впечатление, что вся страна чем-то торгу­ет, - с досадой сказал Полетаев.

- Так оно и есть, - весело подтвердил Уткин.

- Но если все только торгуют, то кто же все это тогда поку­пает?

- Друг у друга и покупаем, - не задумываясь, ответил тот.

- Идиотизм какой-то, - пробормотал Полетаев. - Я инженер автоматизированных поточных линий, почему я должен торго­вать? Мое дело - производить товары, пусть торгуют те, другие, кто этому обучался.

Теперь, дойдя до набережной, он просто стоял и смотрел в воду. Почему-то вспомнилось изречение Гераклита, что в одну и ту же реку нельзя ступить дважды. «Не прав этот Герак­лит, - подумал Полетаев, - я хоть сто раз могу ступить в одну и ту же реку. Река остается рекой, какие бы струи воды в ней ни протекали и в какие бы цвета в зависимости от погоды и вре­мени дня эти струи ни окрашивались. Вода в ней меняется, но само понятие «река» неизменно. А вот утонуть в одной и той же реке дважды нельзя, - размышлял он, - утонул - «и все твои печали под темною водой», - вспомнил он слова песни Аллы Пугачевой. Вода вдруг стала чем-то манящим и притягиваю­щим к себе, как бы указывая на выход из тупиковой ситуации. Все очень просто, надо приложить немного усилий, перева­литься через парапет и уйти из неприятного, холодного мира, где ты никому не нужен, где только одни нерешенные пробле­мы. Как он это только подумал, на него сразу как будто что-то навалилось, пригибая ниже и ниже к воде. Он подтянулся по­выше, лег животом на гранитный парапет и стал клониться го­ловой вниз. Ноги уже чуть-чуть оторвались от асфальта, когда рядом с собой он услышал бодрый старческий голос:

- Прескверная погода, молодой человек, неправда ли? Как Вы думаете, за что же Пушкин любил осень?

Ботинки Полетаева вновь обрели твердую почву под ногами. Он, выпрямившись, повернулся к говорившему с чувством раз­дражения. Перед ним стоял старичок в сером плаще, в бо­тинках, в старомодных калошах, в сером берете под зонтом.

Старик улыбался. Добродушная улыбка вступала в явное про-тиворечие со всем окружающим миром осеннего увядания, противоречила и побеждала его.

- «Унылая пора»… Ну что мог любить в унылой поре Алек­сандр Сергеевич?

Незнакомец нагнулся и поднял с асфальта красный кленовый лист, повертев его, продолжил:

- «Люблю я пышное природы увяданье...» Если бы просто увяданье, то это любить нельзя. Но Пушкин добавляет только одно прилагатель­ное «пышное», и сразу все становится иным. Одним словом - гений. Извините, не представился - Геннадий Петрович Сува­ров, бывший преподаватель Ленинградского государственного университета, теперь пенсионер.

- Евгений Николаевич Полетаев, бывший инженер, теперь безработный, - в тон ему представился Полетаев и спросил:

- Вы, наверное, литературу преподавали?

- А вот и не угадали. Я, молодой человек, физик-математик, а супруга моя, Ксения Александровна, та, действительно, лите­ратуру преподавала. Говорят, с кем поведешься, от того и набе­решься. За почти полвека совместной жизни и я стал немного филологом, чего не скажешь о Ксении Александровне: как не любила физику, так и сейчас не любит.

Удивительно, но раздражение у Полетаева куда-то улету-чилось. Было видно, что старому физику хочется с кем-нибудь поговорить, да и самому Полетаеву некуда было торо­питься. Старик, обрадовавшись благородному слушателю, продолжал:

- Супруга моя Ксения Александровна в церкви на служ­бе, - он указал на храм через дорогу.

Странно, но Полетаев заметил храм только сейчас, хотя шел сюда именно по этой улице.

- А у меня не получается всю службу отстоять. С Богом-то примирился, а к храму привыкнуть пока еще не могу.

- Как, то есть, примирились? - не понял Полетаев.

- В том смысле, что я раньше в Него не верил, то есть ате-и­стом был, сами понимаете - физико-математический факультет, а теперь поверил в Бога, значит, примирился.

- Что же Вас к этому подвигло, супруга, наверное, повлия­ла? - заинтересовался Полетаев.

- Может, в чем-то и супруга, но серьезно задуматься над этим вопросом меня заставил мой коллега. Было это еще в со­ветские времена, у нас один молодой талантливый физик вдруг во всеуслышание объявил о своей вере в Бога и ушел в Цер­ковь. Как-то мы с ним повстречались на улице, поздоровались и не знаем, о чем дальше говорить, аж неловко стало. Но он за­говорил первым:

- Вас, наверное, Геннадий Петрович, удивил мой поступок?

Я говорю:

- Да, конечно, ведь не каждый день от нас физики уходят. Но почему, почему Вы верите в Бога?

- Почему? - переспросил он, глядя мне прямо в глаза. - А почему Вы в Него не верите?

Я растерялся, поняв, что не могу ему ответить ничего вразумительного. Вот тогда-то я серьезно и за­думался над этим вопросом. Я ведь математик и прекрасно знаю, что как положительные, так и отрицательные суждения в одинаковой мере нуждаются в доказательстве.

- Но почему Вы пришли к заключению, что Бог существует? Ведь Вы же физик, в конце концов, - недоумевал Полетаев, - а физика - это наука, формирующая у нас представление о мире и материи.

- Правильно мыслите молодой человек, но мы не учитывали, что:

Физика - опасная наука,

Для материалистов не порука.

А еще нашла родного братика

Атомного века - математику,

И вдвоем они ведут дорогу

Прямо к Богу, -

торжественно произнес Геннадий Петрович, подняв указатель­ный палец вверх.

- Это Вы сами сочинили?

- Не я, конечно, - засмеялся старый профессор, - но по­верьте мне, это стихотворение отражает подлинные проблемы современного естествознания.

- А нас в школе убеждали, что вера в Бога появилась у перво­бытных людей от незнания законов природы, - как-то неуве­ренно произнес Полетаев.

- Хе-хе-хе, - сотрясался от смеха профессор, - не знаю, что там было в головах у этих дикарей, но точно знаю одно, что если мы даже будем знать все законы Вселенной и все в мире этими законами сможем объяснить и разъяснить, двух вещей с помощью науки мы объяснить никогда не сможем: первое - откуда появился этот самый мир, и второе - кто дал эти зако­ны. Вот так-то, молодой человек. Вот и моя Ксения Александ­ровна идет.

К ним направлялась очень милая, интеллигентная старушка в старомодной шляпе. Профессор представил их друг другу и, когда они поздоровались, она, пожимая Полетаеву руку, сказа­ла, как будто обращалась к давнишнему знакомому:

- Милый Евгений Николаевич, Вас, наверное, мой супруг замучил стихами об опасной науке да рациональным доказа­тельством бытия Божия? Поверьте, самые сильные доказатель­ства не в области разума, а в сердце человека. Пойдите сами в храм и постарайтесь увидеть то, что невозможно увидеть глаза­ми, и понять то, что невозможно понять разумом, и тогда Ваша жизнь изменится. Вы вдруг поймете, что до этого момента Вы не жили, а существовали.

Они попрощались с Полетаевым и пошли под одним зонтом вдоль набережной, о чем-то беседуя. Полетаев долго смотрел им вслед, затем решительно повернулся и пошел в храм.

Самара, октябрь 2002 г.

назад