Отчего курица спятила с ума?
 

Вот ты и попался, мой дорогой читатель! Признайся, что, прочтя название этого рассказа, ты уже заинтересован, а значит, не бросишь сразу мою писанину, невольно задавшись во­просом: отчего курица может спятить с ума? Или, наоборот, бросишь его, сказав: «Чепуха какая-то, чтобы спятить с ума, надо его иметь, а всем известно, что курица оным не обладает». Оно-то действительно так, но это только теоретические предпо­сылки, а в обыденной жизни все может случиться. А потому, если хочешь удовлетворить свое непомерное любопытство, прочти рассказ и в конце получишь ответ. Только не пытайся сразу заглянуть на последнюю страницу, ответ я бы мог тебе дать сразу, да не в нем суть дела. «А в чем?» - спросишь ты. Да в том, что если ты никуда не спешишь, следуй за мной сквозь время и пространство.

Ты последовал за мной и правильно сделал, потому что при­был в очень спокойное и стабильное время - «эпоху развитого социализма», или как сейчас принято называть - «годы за­стоя». Характерными приметами этого стабильного времени были пустые прилавки и длиннющие очереди за дефицитом. Прибыв в «застойное время», мы стоять с тобой не будем, а дви­нем прямо в один из провинциальных областных центров, в ко­тором и начнется наша история. Назовем его городом N, какая разница, в эту эпоху города по своей сути мало чем отличались друг от друга. Главная улица любого из них обязательно име­новалась улицей Ленина, а в центре - обязательно площадь с памятником вождю мирового пролетариата. Есть областной театр с колоннами, помпезное здание обкома партии, располо­женное в бывшем особняке дворянского собрания или что-нибудь в этом роде, цирк, центральный крытый рынок и, конечно же, краеведческий музей. Но самое главное, вместо привычных для тебя рекламных щитов с разными пепси и сигаретами ты увидишь множество развешанных плакатов типа: «Партия - наш рулевой», «Народ и партия - едины», «Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи» и т. д., и т. п.

Если у тебя завалялся червонец старого образца, то смело за­ходи в ресторан, днем там посвободней, можешь слегка переку­сить да рюмашку пропустить. Я вижу, времени ты зря не терял, осмотрел все достопримечательности. Походил по краеведче-скому музею, где узнал, как плохо жилось трудовому народу в этом краю до 17-го года. Теперь я поведу тебя к другой досто-примечательности этого города, которая не очень-то гармо-нично вписывается в эпоху развитого социализма. Это - право­славный храм, который теперь называют кафедральным собо­ром. Настоящий-то кафедральный собор был в центре города. Но партия решила, что это вопиющая дерзость - красоваться архитектурой XVIII века прямо напротив здания обкома, напо­миная о славной истории христианского духа нашего народа. Чтобы наказать за такую дерзость, партия динамиту не пожале­ла. Трах-бах - и теперь вместо собора скверик с памятником пионеру Павлику Морозову, чтобы граждане могли прогу­ливаться здесь с детьми в свободное от строительства комму­низма время и поучать детей на примере бессмертного подвига Павлика, который отца своего родного ради идеи не пожалел. Однако правящий архиерей не может быть без кафедры. Пожа­луйста, сказала партия, берите другой храм. Правда, раньше это была кладбищенская церковь, но кладбища этого уже нет, все разровняли бульдозером, забили сваи и теперь на косточках наших предков возвышаются девяти- и шестнадцатиэтажные красавцы, плотным кольцом окружая храм. «Ничего, - утеша­лись в стенах обкома, - религия скоро отомрет, и его снесем. А на этом месте построим банно-прачечный комплекс, чтобы трудящиеся грязные не ходили да помнили бы заботу о них».

Да простит меня читатель за это невольно растянувшееся вступление, только за Державу обидно. Но ты, как я погляжу, не больно-то и слушал меня, уже в собор зашел. Ну, походи, посмотри. Благо, служба закончилась, можно не спеша прой­тись, осмотреть храм под цепкими взглядами старушек в тем­ных халатах, которые до блеска надраивают большие медные подсвечники. Полюбовавшись на роспись и старинные ико­ны, ты остановился перед резным золоченым иконостасом. Воздух в соборе напитан ладаном и воском. Даже если ты не­верующий человек, то все равно ощутишь что-то возвышенное в душе. Это чувство сродни робости перед чем-то неведомым и таинственным.

Неожиданно распахнулись боковые двери храма, ведущие во двор, и собор наполнился ревом и писком. На тебя надвигает­ся толпа людей, только, ради Бога, не пугайся. Это не нашест­вие вандалов. Впереди толпы не вождь кровожадных варваров, врывающихся для разграбления храма, а один из его служите­лей - священник этого собора. На вид ему около сорока пяти лет, золоченый крест поверх черной рясы, окладистая борода и длинные волосы - все как положено. Вот только одно тебя сму­щает, он не вышагивает степенно и важно, что в твоем пред­ставлении соответствовало бы его сану. Нет, он прямо летит, походка быстра и решительна, так, что развевающиеся полы рясы открывают брюки темного цвета. Вполне современные брюки, а что ты хотел увидеть под рясой: порты шестнадцатого века и хромовые сапоги? Нет, на нем полуботинки - черные, модельные. Толпа состоит из людей вполне современных, в большинстве своем это женщины, много молодых, есть даже в брюках, губы напомажены, глаза раскрашены. Короче говоря, наши обыкновенные советские женщины. А рев и крики исхо­дят от младенцев, которых они несут на руках. Все очень про­сто, батюшка окрестил детишек, крестильня находится во дво­ре собора, а в храм ведут, чтобы воцерковить и причастить де­тей, а матерям прочитать молитву сорокового дня. Из алтаря вышел еще один священник, уже седой, шестидесяти–шестиде-сяти пяти лет и спросил первого: «Какую партию ведешь?» Вот тебе и на, скажет читатель, что значит - «какую»? В то время, кроме коммунистической, никакой другой не было. «Седьмую, отец настоятель», - отвечает первый батюшка. И опять все очень просто. Крестильное помещение небольших размеров, и за один раз туда все желающие не поместятся, вот и запускают партиями по пятнадцать–двадцать человек. Значит, батюшка, по нашим скромным подсчетам, уже человек сто–сто двадцать окрестил за этот день. Ого, скажешь ты, мой дорогой читатель, а как же тогда насчет обкомовских мечтателей, неужто они не ведут статистику? Успокойся, они-то как раз статистику ведут. Но статистика статистикой, а жизнь все же сложнее. Из этих крещеных младенцев, дай Бог, чтобы хоть у одного родители не сняли крест сразу после крещения, как выйдут за порог хра­ма. Думаю, что я надоел тебе, дорогой читатель, своими раз­мышлениями вслух. Все, с этого момента перехожу непосредст­венно к рассказу. Итак, знакомься с его главным героем.

Слева от Царских врат иконостаса приоткрылась дверь, из нее показалась голова молодого человека с едва пробивающи­мися под носом усами. Голова повертелась в разные стороны, осматривая толпу женщин с младенцами на руках, стоящих около амвона. Затем дверь приоткрылась пошире и молодой человек небольшого роста, худенький, в сером костюме в по­лоску и клетчатой рубашке выскользнул на амвон и, протиснув­шись сквозь толпу, направился прямо к центральному выходу из собора. На вид ему можно было дать не более двадцати лет. По дороге он раскланивался со старушками, убиравшими храм, те кивали молодому человеку в ответ, ласково улыбаясь. Одна старушка поспешила за ним.

- Отец Олег, батюшка, подождите, - молодой человек оста­новился, поджидая ее, - вот примите от всех нас поясок, выши­тый золотыми нитками, на Ваш подрясник. Это вам на молит­венную память. Вот записка наших сестер о здравии. Помяните нас, когда сможете, за службой.

Молодой человек взял бережно поясок и, поблагодарив, про­должил путь к выходу.

Молодой человек, названный бабушкой отцом Олегом, дейст­вительно был священником Олегом Дорофеевым, только в этом году окончившим Одесскую духовную семинарию и неделю на­зад рукоположенным правящим архиереем во священники. Это только на вид ему дашь двадцать лет, борода не растет, потому выглядит несолидно, как говорится, маленькая собачка до ста­рости щенок, - а на самом деле ему двадцать пять лет. Всю эту неделю он проходил практику в соборе после рукоположения в духовный сан. Сейчас ему надлежало спешить в Епархиальное управление для получения от Владыки указа с назначением на приход. В Епархиальное управление шел пешком, оно было неда­леко от собора, всего в двух кварталах. Давно и с нетерпением ожидая начала своей пастырской деятельности, он был полон оп­тимизма и радужных надежд, раздумывая, куда пошлет его слу­жить Владыка. Но когда, придя в Епархиальное управление, он получил от секретаря указ о назначении, его оптимизм значительно поубавился. В указе говорилось, что его назначают настоя­телем в Казанскую церковь села Ухабовка. Мало того, что это село находилось в двухстах пятидесяти километрах от областного центра, так весной и осенью из-за дождей и разлива рек практически было отрезано от всего остального мира. Да и прихожан, по слухам, там было не больше двадцати-тридцати человек. Здесь же, в управлении, он повстречал одноклассника по семинарии, отца Николая Терихина, который получал указ быть вторым священ­ником в райцентр Бровки. Подойдя к отцу Олегу и похлопав его по плечу, отец Николай с усмешкой сказал:

- Уж лучше быть пятым в Бровках, чем настоятелем в Уха­бовке.

Отец Олег, не желая показывать своего разочарования перед отцом Николаем, как можно бодрее парировал:

- А древние римляне говорили, - и он произнес по-латыни поговорку, которая в переводе означает, что «лучше быть пер­вым в городе, чем последним в Риме».

- Ну-ну, - покачал головой отец Николай, - ты еще и ла­тынь помнишь, она тебе очень пригодится в Ухабовке, там ба­бушки только на латыни исповедуются, - и, довольный своей удачной шуткой, расхохотался.

Перед отъездом к месту служения отец Олег решил зайти в кафедральный собор попрощаться с протодиаконом, который за время практики очень помог ему усвоить все тонкости служ­бы. Протодиакон отец Стефан, пожилой грузный человек, си­дел в алтаре, отдыхая после окончания службы. Увидев отца Олега, он, добродушно улыбаясь, прогудел:

- Ну, отче Олеже, никак прощаться пришел, куда же тебя Владыка посылает?

- Куда Макар телят не гонял, - пошутил отец Олег.

- Ну и куда же он телят не гонял? - прищурил глаза отец Стефан: - Я, почитай, уж четвертый десяток по епархии езжу, все приходы знаю.

- В Ухабовку, - тяжко вздохнул отец Олег.

- Ух ты, брат, вот как. За какие же грехи в ссыльный при­ход, у тебя их, вроде, пока нет? Ну, не вздыхай так тяжко. Вла­дыка, наверное, твое смирение испытывает, а потом возвысит обязательно. Да не так уж там, между прочим, плохо. Послед­ний раз, помню, с архиереем мы были там лет десять-двена-дцать назад. Красота: лес, речка. Ты, кстати, рыбак?

- Нет, какой я рыбак, - ответил отец Олег.

- А я любитель с удочкой посидеть; пока Владыка после службы отдыхал, я там на речке вот таких лещей, - протодиа­кон растопырил руки на ширине плеч, потом, подумав, сузил их наполовину, - веришь ли, штук пятнадцать натягал. Так что свежую рыбку будешь каждый день кушать. Да что там гово­рить, мы тут все в магазинах покупаем, а там бабушки и медку, и курочку, и яичек свежих принесут, и молочка из-под коров­ки, а то вон, посмотри на себя, кожа да кости, никакой солид­ности. Мы здесь, в городе, как в аду: шум, машины, выхлопные газы, заводы кругом коптят. А там, брат ты мой! Воздух, воз-дух-то какой! Дыши - не хочу. Ну, словом, отец Олег, не уны­вай, еще вспомнишь меня, скажешь: прав был старик.

Он обнял отца Олега и проводил его до дверей храма, по пути наставляя, как готовить рыболовную снасть, как делать подсеч-ку во время клева.

Общение с протодиаконом несколько ободрило отца Олега. Когда он пришел домой, то стал своей жене Ларисе расписы­вать Ухабовский приход со слов протодиакона. Но матушка Ла­риса только недовольно качала головой:

- Туда я не поеду, пятый месяц беременности, а ну что слу-чится, там же больницы нет, «скорую помощь» не вызовешь, до райцентра в непогоду только на танке доедешь. Нет, поезжай пока один. Плохо, что архиереи из монахов, не знают семейной жизни. Туда надо стариков на отдых посылать. Вот в кафедраль­ном соборе ни одного молодого священника, уж митры на голо­вах от старости не держатся, так ведь никого не спровадишь.

И рассерженная матушка стала собирать вещи отцу Олегу в дорогу.

Несмотря на то, что отец Олег выехал утром, до Ухабовки добрался только к вечеру, сменив два автобуса, а от райцентра добирался на попутках. К храму, что стоял у реки, подходил уже в сумерках. Стучать в ворота пришлось долго, пока не при­ковыляла старуха.

- Кто такой? - подозрительно уставилась она на тщедуш­ную фигуру отца Олега. Тот звонким голосом прокричал:

- Ваш новый настоятель, священник Олег Дорофеев.

- Ну шутник, - засмеялась старуха, - разве такие священни­ки бывают? Наверное, ты студент-практикант, так ваши живут возле клуба в школе.

Олег, понимая, что по его виду трудно признать в нем свя­щенника, молча вынул из портфеля подрясник, надел его. За­тем достал подаренный ему поясок, расшитый золотыми нитя­ми, подпоясал подрясник. С благоговением перекрестился, по­целовал свой священнический наперстный крест и надел его поверх подрясника, а на голову водрузил лиловую скуфью, сшитую матушкой. Старуха молча с удивлением наблюдала за превращением студента в батюшку, а когда отец Олег водрузил скуфью, как бы очнувшись, запричитала:

- Батюшки, батюшки родные, не признала сразу, вот ста­рая, - и вместо того чтобы открыть калитку, опрометью броси­лась в сторожку. Оттуда уже вышли вдвоем с другой старушкой и засеменили к калитке, охая и ахая на ходу.

Открыв калитку, вторая старушка подошла под благослове­ние, представившись псаломщицей Марьей Ивановной. Когда подходила первая старушка, Марья Ивановна сама представила ее сторожем церкви. Пока шли по двору, Марья Ивановна успе­ла рассказать, что она живет при церкви в сторожке. Дом свя­щенника здесь же, в ограде, все в нем прибрали в ожидании но­вого настоятеля. Она подвела его к небольшому домику в три окошка.

- Вот, батюшка, в этой избе будешь жить, тут завсегда свя­щенники жили.

Сразу при входе отец Олег очутился в небольшой, наполо­вину занятой печью, кухне. Между печью и кухонным сто­ликом был вход в горницу, перекрытый пестрой занавеской. Горница была метров двадцать, в два окошка. Со стороны глу­хой стены от горницы были отделены занавесками две крохот­ных спаленки. В каждой из них помещалось по металлической кровати с горой подушек. В самой горнице стоял круг­лый стол, покрытый плюшевой красной скатертью и большой сундук, покрытый ковриком, да три венских стула. Несмотря на то, что домик был небольшой, отцу Олегу он понравился уютом и чистотой. На всех окнах - белые накрахмаленные занавески. Крашеные деревянные полы застелены чистыми домоткаными половичками. Через несколько минут зашла Марья Ивановна, принесла горсть чайной заварки, несколько кусков сахара и половину батона.

- Ну вот, батюшка, вечеряйте и отдыхайте с Богом; что по­надобится, приходите в сторожку, - пожелав спокойной ночи, старушка удалилась.

Отец Олег вскипятил чаю, достал заботливо уложенные ма­тушкой котлеты и яички. Помолился и сел ужинать. Перед тем как разбить яичко, посмотрел на его фабричный штамп и с удовольствием подумал: «Хватит, с инкубаторскими яйцами по-кончено раз и навсегда. Завтра прихожане принесут яички, тво­рогу и сметанки: все домашнее, экологически чистое». С этими благими мыслями он и заснул под мирное тиканье настенных ходиков.

Утром он проснулся поздно, в десятом часу. Никто его не тревожил, было тихо и спокойно. Он встал, прочитал утренние молитвы. Затем, вскипятив чайник, решил позавтракать. Доев остатки дорожного, задумался:

- Что же я буду готовить на обед? Что-то никто не идет.

Он пошел в сторожку. Там за столом, покрытым клеенкой, сидели псаломщица и сторожиха, ели картошку в мундире,        за­пивая чаем с сухарями и вареньем. Отец Олег осведомился, по-чему никто не идет в церковь.

- Да, что ты, батюшка, Бог с тобою, сегодня же еще только вторник, покойников в деревне нет, так что только в воскресе­нье придут на службу. У нас тут в селе народу мало, молодежь вся поразъехалась кто куда, одни пенсионеры остались. Прав­ление колхоза находится в соседней деревне Федоровке, а здесь самое большое начальство - бригадир. Служба у нас со­вершается раз в неделю, да и по великим праздникам, - разъяс­нила Марья Ивановна.

- А где у вас магазин, чтобы купить продукты?

- Да что, батюшка, там можно купить? Только хлеб разве, и то через день завозят.

Отец Олег все же решил совершить ознакомительную про­гулку по деревне. Вообще для городского жителя прогулка по селу представляется чем-то идеалистичным, навеянным роман­тикой советских кинофильмов. Для отца Олега открылась дру­гая картина. Непролазная грязь, небольшие деревянные нека­зистые серые домики. Вся деревня Ухабовка представляла со­бой как бы одну улицу, вдоль которой стояли дома с большими огородами на задах. Храм был в начале этой улицы, ближе к реке. От храма улица спускалась к небольшому ручью, через который был перекинут деревянный мост, а далее поднималась вверх и заканчивалась пригорком, на котором находились магазин, школа и клуб. Тут же, рядом, стоял небольшой дом, бывшее колхозное правление, после слияния нескольких дере­вень в один колхоз в нем находилось управление полеводческо-овощной бригады. Весь этот культурно-административный центр также находился у реки, так как река делала излучину и русло ее как бы обнимало собой оба конца деревни. По этому деревенскому «бродвею» и зашагал отец Олег. Идти приходи­лось осторожно, иногда прижимаясь вплотную к заборам пали­садников, так как вся улица была изъезжена вдоль и поперек большеколесными тракторами «Кировец». Колеи в них были до того глубокие, что по ним невозможно было идти. До противо­положного конца он добрался, так и не встретив ни одного че­ловека. Он зашел в небольшой деревянный дом, на котором висела вывеска «Магазин». В магазине с одной стороны был прилавок с промышленными товарами, а с другой - с продук­товыми. За продуктовым прилавком сидела грузная моложавая женщина лет тридцати и лузгала семечки. Хотя приход моло­дого священника и вызвал у нее непомерное любопытство, но она старалась делать вид, что ей все равно. Отец Олег молча стоял у прилавка, взирая на ассортимент товаров. Витрина за прилавком была заставлена консервами под названием «Зав­трак туриста» и большими трехлитровыми банками с зелеными маринованными помидорами. Никаких других продуктов отец Олег, как ни старался, не мог узреть.

- Скажите, пожалуйста, а колбаса или сыр у вас есть?

Продавщица поднесла ко рту очередную семечку, но при этом вопросе рука ее так и застыла около рта, а глаза удивлен­но и испуганно вытаращились на отца Олега. Боясь, что ослы­шалась, она переспросила:

- Что Вы сказали?

- Колбасы или сыра у Вас нет? - неуверенно повторил свой вопрос отец Олег.

- Нет, - замотала головой продавщица, - такого мы давно не видели. Это надо в Москву ехать, там, говорят, все есть.

- А что у Вас есть?

- Вот все, что видите на прилавке.

Отец Олег собирался было уйти, но, помедлив, с улыбкой сказал:

- До свидания. Приходите в воскресенье в церковь, будет служба. Продавщица осмелела и задала вопрос:

- А скажите, к чему покойники снятся?

- К тому, что надо в церковь сходить, исповедаться и причаститься. Вы давно были в храме?

- В прошлую Пасху. Надо пойти в церковь, свечку поста­вить, а то третий день свекровь покойная снится. Наверное, это не к добру.

Отец Олег вышел на небольшую площадь, поросшую тра­вой, вокруг которой группировались клуб, школа и правление. Видно было, что все они закрыты. На клубе висела коряво на­писанная афиша, которая возвещала, что в воскресенье будет демонстрироваться новый художественный фильм «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» с Леонидом Ку­равлевым в главной роли.

«Вот и я тут, как Робинзон Крузо», - подумал отец Олег и побрел домой.

Не успел он зайти в свой дом, как в дверь постучали. Он от­крыл. На пороге стояла старуха в резиновых калошах на босую ногу, в ситцевом выцветшем платье, поверх которого был надет темный фартук. Один глаз у нее отсутствовал, но второй про­ворно оглядел отца Олега с ног до головы, заглянул мимо его плеча на кухонный стол, затем уставился ему прямо в лицо. Старуха прокричала каким-то каркающим голосом:

- Батюшка, тебе курица нужна?

- Нужна, нужна, конечно, - обрадовался отец Олег.

- А то она у меня нести яйца перестала, с ума спятила. За­лезла на чердак и петухом кричит, прямо как есть, с ума спяти­ла. Так, значит, нести? Тебе как, батюшка, выпотрошить али целиком?

- Да-да, выпотрошите и несите.

- Не слышу, - прокаркала старуха, - потрошить или нет? Отец Олег, поняв, что она глуховата на ухо, прокричал:

- Потрошите и несите.

- Ну, ладно, пойду ощипаю и попотрошу, а то совсем с ума спятила.

Бабка ушла. Отец Олег заметно повеселел и стал раздумы­вать, что ему приготовить из курицы. Решил сварить куриную лапшу. Через час пришла старуха и, подав отцу Олегу курицу, прокричала:

- С Вас, батюшка, семь рублей, курица большая, кило на два потянет, даже потрошенная.

Отец Олег смутился, не ожидая, что с него потребуют день­ги за курицу. Пошел за кошельком, отсчитал семь рублей и вру-чил их старухе. Курицу варил долго, вначале два часа, попробо­вал, не жуется. Потом еще варил час, курица все равно была, как резиновая, не разжевать. Тут он догадался, отчего эта кури­ца спятила с ума.

Думаю, и ты, дорогой читатель, догадался. Конечно, от ста­рости, отчего же больше курице спятить.

Саратов - Волгоград,

1993–2001 гг.

назад