Штрихи к портрету архиепископа Пимена

Только что назначенный Синодом на должность ректора Саратовской духовной семинарии, я со всем рвением начал ра­боту по ее возрождению. Дело в том, что еще никакой семина­рии не было, все надо было начинать с нуля. Архиепископ Сара­товский Пимен, которому и принадлежала идея о возрождении семинарии в его епархии, пригласил меня из Волгограда в Сара­тов, чтобы возглавить это дело, он же рекомендовал меня Свя­тейшему Патриарху на должность ректора. Дело для меня было очень интересное, и в благодарность владыке Пимену за его до­верие я старался изо всех сил. Но, несмотря на это, с передачей здания под семинарию ничего не получалось. Это отдельная тема, целая эпопея, на которой Владыка, я думаю, подорвал свое здоровье, - так он сильно переживал за этот вопрос. К началу учеб-ного 1990 года нам так и не удалось открыть семинарию. Когда Святейший Патриарх Алексий II прислал телеграмму, в которой поздравлял учащих и учащихся с началом учебного года, Вла­дыка с огорчением послал Святейшему ответ, в котором гово­рил: «Нет, Ваше Святейшество, ни учащих, ни учащихся. К вели­кому нашему прискорбию, нет у нас пока даже здания под семи­нарию». Конечно, Владыка не собирался сдаваться и руки не опускал. Сильный это был человек. И мы продолжили работу по возрождению семинарии с удвоенной силой.

Тогда еще квартиры в Саратове я не имел, семья оставалась в Волгограде, а меня Владыка пригласил жить в своем архи­ерейском доме. Для этого мне выделили комнату на втором этаже с отдельным входом. Но обедал я всегда вместе с архи­епископом Пименом.

Владыка Пимен был необыкновенным человеком, уж сколько я архиереев за четверть века служения в Церкви ни встречал, ни с кем сравнить его не могу. В нем удивительным образом сочетался интеллигент той эпохи, когда это понятие не было опо­шлено советским периодом, и в то же время это был современный чело­век, в лучшем понимании этого слова. Это был человек добрый и необыкновенно внимательный ко всем окружающим его. Не­которые черты его характера умиляли нас и приводили букваль­но в восторг. Общение с ним доставляло истинное удовольствие. Кроме епархиальных и богослужебных дел подлинный интерес он проявлял только к двум вещам: книгам и классической музы­ке. В остальном он был полный бессребреник. (После его смер­ти осталось только библиотека, большую часть которой он пода­рил семинарии, и три тысячи редчайших грампластинок с запи­сями классической музыки.) Ему было совершенно безразлично, во что он был одет, лишь бы это было чистым и удобным. Он со­вершенно не был привередлив в пище: что приготовят, то он и ел. Когда он одевался в цивильное, то независимо от времени года его голову украшал серый берет, под который он прятал длинные волосы. А так обычной его одеждой был старенький шелковый подрясник, обязательно подпоясанный широким пояс­ком, завязанным почему-то сзади нелепым бантом из шелковых ленточек, но это все его совершенно не беспокоило. Владыка быстро мог переходить от одного настроения к другому, все это было написано на его лице. Если он чему-то радовался, то лицо его сияло, как у ребенка. С близкими людьми он мог себе по­зволить и обижаться, как ребенок. В общении с посторонними вел себя, как истинный дипломат, светские, совершенно далекие от Церкви люди, приходили просто в восторг от общения с ним и долго потом вспоминали, какой замечательный человек - вла­дыка Пимен. А уж как он ходил, это надо было видеть. До встречи с Владыкой, я считал себя самым быстрым ходоком. Но ко­гда мне случилось ходить с Владыкой по магазинам (конечно, только книжным, в других он не бывал), я, которому не было сорока, не мог поспеть за человеком, доживающим седьмой десяток лет. Мне в буквальном смысле приходилось поспевать за ним чуть ли не вприпрыжку. Когда он садился в автомобиль, чтобы ехать на какой-нибудь дальний приход, всегда брал с со­бою кипу свежих газет. Он их быстро просматривал и перекиды­вал нам на заднее сиденье со словами:

- Читайте, просвещайтесь.

Едва мы успевали развернуть одну газету и углубиться в ее изучение, как в нас, с этими же словами, летела вторая газета. Когда он откидывал нам последнюю газету, то включал в маг­нитофоне какую-нибудь кассету с классической музыкой и тут начинался для меня экзамен.

- Отец ректор, скажите нам, пожалуйста, что это за произве­дение исполняется и кто его автор?

Бессменный водитель архиерея, он же старший иподиакон Иван Павлович Бабин, незаметно подсовывал мне коробку от кассеты, на которой были написаны названия произведений. Я делал вид, что задумался, потом, как бы неуверенно, говорил:

- Боюсь ошибиться, Владыка, но по-моему это Чайковский, концерт для фортепиано с оркестром номер один, си бемоль мажор.

Владыка удивлялся, хвалил и спрашивал о следующем произ­ведении. Я снова отвечал. Владыка приходил в восторг и гово­рил сидящим в машине:

- Вот видите, не зря я ходатайствовал за назначение отца Николая ректором семинарии.

Кроме книг и музыки у владыки Пимена были три спортив­ных увлечения: он был страстный грибник, а в минуты отдыха любил играть в городки или в бильярд. Как мы ни старались, но больше, чем Владыка, грибов никому набрать не удавалось.

После сбора Владыка заставлял пересчитывать грибы поштучно, а потом говорил с радостью:

- В прошлом году в это время у меня был рекорд триста со­рок два гриба, а в этом - триста пятьдесят восемь.

С азартом он играл и в городки, обычно в лесу, после сбора грибов. В этом он тоже был мастером и обыграть его было трудно. А вот в бильярд, хоть он играл и неплохо, но иногда мне удавалось его обыгрывать, тогда он искренне этому огорчался.

Одной из характерных черт владыки Пимена была его пунк­туальность и точность. По нему можно было сверять часы. Если служба назначена на девять часов, то, будьте уверены, ровно в девять ноль-ноль его машина подкатывала к порогу храма, ни минутой раньше, ни минутой позже. Если Иван Пав­лович подъезжал на минуты три раньше, что бывало крайне редко, то Владыка просил его сделать лишний круг, с тем что­бы подъехать минута в минуту. За все годы служения под его архиерейским омофором мне ни разу не удалось видеть Вла­дыку опаздывающим на какое-нибудь мероприятие. Если обед в двенадцать, то нельзя приходить даже минутой позже. Поэто­му я приходил минут за пять до обеда и проходил в зал, рядом со столовой. Владыка обычно сидел тоже в зале и просматри­вал какие-нибудь бумаги, делая пометки. Я тоже садился в крес­ло, брал журнал или газету и читал. Компанию нам обычно со­ставлял архиерейский кот Мурзик. Это был пушистый серый кот, любимец Владыки, жирный и наглый. Словно он понимал, что находится под особым покровительством архиерея. Ровно в двенадцать Владыка вставал и приглашал меня к столу. Я шел первый, затем заходил Владыка и я читал молитву, он благо­словлял стол - и уж тут не зевай: другой особенностью влады­ки Пимена было то, что он быстро ел, ну прямо как метеор. А доев все, начинал подтрунивать:

- Вы кушайте, отец Николай, кушайте, не торопитесь, я по­дожду.

Я, конечно, торопился, и по озорным искоркам в глазах Вла­дыки было видно, что это его забавляет.

Однажды, Великим постом, архиепископ Пимен приболел. Ради болезни Владыки приготовили рыбные котлеты. Большой продолговатый стол накрывали для нас с двух его противопо­ложных концов. Я вхожу в столовую, как обычно, первым и вижу, как наглый, жирный архиерейский кот прыгает на стол и стягивает с тарелки владыки Пимена его рыбную котлету. У по­варихи, тут же стоящей, глаза округлились от ужаса. Но к ее чести надо заметить, она не растерялась и мгновенно поменяла наши тарелки буквально за секунду до прихода архиерея. Мы помолились, Владыка благословил стол, а потом с недоумением обратился к поварихе:

- Скажите, пожалуйста, а почему у меня котлета, а у отца Николая одна только гречка? Повариха отвечает:

- Простите, Владыка, но Ваш Мурзик стащил котлету.

Тут Владыка весь расплылся в блаженной улыбке и гово­рит мне:

- Вот видите, отец Николай, в доме архиерея даже кот уче-ный, знает до тонкости церковные каноны. Ведь я - болящий, для меня пост ослабляется, а Вы - здоровый, значит, Вам котле­та не полагается, и он, чтобы Вы не нарушали устав, у Вас ее стащил. Какой ты, Мурзик, у меня умный. Надо поощрить ко­тика свежей рыбкой, - обратился Владыка уже к поварихе.

- Поощрим, Владыка, обязательно поощрим.

Вокруг приезда членов Императорского царственного до­ма Романовых было много шума и суеты. Они плыли вниз по Волге на теплоходе, заходя во все города, где их торжественно встречали.

В Саратов они прибыли в праздник Святой Троицы. Архи­епископ Пимен уже отслужил Божественную литургию в кафед­ральном соборе, который стоит недалеко от речного вокзала. После службы он вместе с сонмом духовенства вышел на причал встречать Великую княгиню и ее сына Великого князя Георгия. Когда причалил теплоход и отыграл оркестр, Владыка (сам по­томственный дворянин) произнес приветственную речь, в кото­рой обращался к Его высочеству Великому князю Георгию как к наследнику императорского престола. Затем все вместе пошли пешком к собору, чтобы там отслужить благодарственный моле­бен о здравии Императорского дома Романовых. Владыка, бесе­дуя по дороге с Великой княгиней, шел впереди нас. За ними шел я рядом с Великим князем Георгием, по другую сторону от Великого князя шел настоятель кафедрального собора митро­форный протоиерей Евгений Зубович. Он обратился к Велико­му князю с вопросом:

- А сколько тебе лет?

Тот ответил:

- Двенадцать.

Одной из особенностей архиепископа Пимена было то, что он ко всем без исключения, начиная от митрофорного протоиерея и заканчивая уборщицей, обращался только на «вы». Уж не знаю, как он услышал вопрос отца Евгения, ведь кругом была большая шумная толпа народа, тем более сам Владыка в это время разгова­ривал с Великой княгиней, но только он все равно услышал.

Мы проводили великих князей в дальнейшее путешествие, а на следующий день служили с архиереем в Духосошественском соборе на престольный праздник. Вот сидим мы после службы за праздничным обедом, вдруг Владыка говорит:

- Как же Вы смели, отец Евгений, обратиться к Великому князю на «ты»? Что о нас подумают в Европе: если здесь мит­рофорные протоиереи такие бескультурные, то об остальных гражданах и вовсе говорить не приходится?!

Отец Евгений весь смешался.

- Да я, Владыко, да я...

- Да что Вы, отец Евгений? Вот представьте себе такую кар­тину: лет через десять приедет в Саратов император России Ге­оргий I и спросит нас: а где тот батюшка, который мне тыкал? А мы, чтобы отвести от себя гнев, скажем: Ваше император­ское величество, не извольте гневаться, вот его могилка.

Тут все как грохнули смехом и долго не могли успокоиться. Вла­дыка сам смеялся до слез. Отец Евгений вначале растерянно вертел головой, а потом и он стал смеяться, да, по-моему, громче всех.

назад