Внук Шаляпина

 Солнечные блики отражались в мелкой ряби великой рус­ской реки Волги, как тысячи золотых монет. День клонился к вечеру, но летнее солнышко, несмотря на свой заметный сдвиг к западу, продолжало обжигать своим жаром спокойные воды могучей реки и пристань, и белые теплоходы, пришвартован­ные к ней. Вот только до людей, сидящих в ресторанчике реч-ного вокзала, расположенного на террасе у самой воды, оно не могло достать. Терраса была перекрыта огромным тентом. По-тому-то никто из сидящих за столиками не спешил покинуть это благостное убежище. Сидели, лениво потягивая пивко, вели неторопливые и нешумные беседы. За одним из столиков было более оживленно и более шумно, чем за другими, попросту ска­зать - весело. За веселым столом сидели четверо. Мужчина лет пятидесяти-пятидесяти пяти, с окладистой рыжей с проседью бородой, в светлом легком костюме из льна и широкополой со­ломенной шляпе, и его сотрапезники: трое молодых людей в темных брюках и белых рубахах с откладными воротничками и короткими рукавами. Молодые люди пили пиво, а около боро-дача кроме пива стоял маленький хрустальный графинчик с водкой. Он что-то бойко рассказывал, жестикулируя руками, при этом мимика лица его, поминутно меняясь, выражала еще больше, чем руки. Он то грозно округлял глаза и топорщил усы, то лицо его выражало подобострастие, то лукавство, то ис­пуг, а то недоумение. Молодые люди с почтительным востор­гом смотрели на него, стараясь не пропустить ничего, и через каждые две-три минуты принимались хохотать. Пока они смея­лись, он отпивал глоток водки, запивал его двумя-тремя глотка­ми пива и продолжал свою речь. Бородач был архиерейским протодиаконом Василием Шаховым, знаменитым на все Повол­жье своим неповторимым могучим баритоном.

Красивый тембр его голоса действительно вызывал восхи­щение, в церковных кругах его называли вторым Шаляпиным. Протодиакон принимал это как должное, говоря: «Я ведь ро­дом из Плеса Костромской губернии, а там Федором Шаляпи­ным куплено было имение, моя бабушка в прислугах у него ходила». «Слушай, - подшучивал над ним кладовщик епархии Николай Заныкин, - наверное, Шаляпин с бабушкой твоей согрешил и внук в деда дарованием удался». «А что, - подхва­тывал шутку отец Василий, - все может быть, один Бог без греха». Так что некоторые стали в шутку называть его внуком Шаляпина.

Сидевшие с ним рядом трое молодых людей были воспитан­никами Духовной семинарии и в летние каникулы прислужива­ли архиерею в качестве иподиаконов. В город N, где была вто­рая кафедра архиерея, они прибыли вместе с Владыкой на пре­стольный праздник собора. После службы и банкета архиерей укатил на машине прямо в Москву по делам Патриархии, а иподиаконам велел купить билеты на поезд, чтобы они возвра­тились домой. Протодиакон взял билет на теплоход, выразив мнение, что только дураки летом ездят на поездах, из пункта «А» в пункт «Б», при условии, что эти два пункта стоят на Вол­ге. У ребят поезд был поздно вечером, а у отца Василия тепло­ход отходил пораньше. Вот они и пошли его провожать. Ожи­дая посадку на теплоход, протодиакон, широкая душа, при­гласил бурсаков в ресторан. Отец Василий был замечательный рассказчик, а уж историй и баек на церковные темы он знал столько, что слушать - не переслушать. Его шутки, прибаутки и анекдоты пересказывали друг другу по несколько раз. Если отец Василий давал кому-то прозвище, оно к нему приклеива­лось намертво. Например, пономаря собора, тихого и смирен­ного Валерия Покровского, он назвал Трепетной Ланью, и все его стали так называть (не в лицо, конечно, а за глаза). Ар­хиерея он назвал Папа, и все между собой называли его Папа. Громогласную псаломщицу Ефросинию Щепину назвал Иерихонской Трубой, и для всех она стала только Иерихонской Трубой. Этот список можно продолжать на всех работников Епархиального управления и служащих собора. Как-то настоя­тель собора похвалился, что кандидатскую в Духовной акаде­мии защищал по древнееврейскому языку, и тут же получил прозвище Князь Иудейский. Протодиакон делал это беззлоб­но и без всякого ехидства, в простоте сердца, потому на него никто не обижался. Заметив, что отец Василий допил водку, один из семинаристов тут же услужливо подлил ему из графин-чика, говоря при этом:

- Давайте, отец протодиакон, по второй.

- Чему же вас в семинарии там учат? - прогудел отец Васи­лий. - Никогда, слышите, никогда не говорите «по второй», «по третьей». А то попадете в неприятную историю, как давеча один батюшка.

- Как надо говорить, и в какую историю попал батюшка? - встрепенулись семинаристы.

- Так слушайте, вам, как будущим священникам, это надо знать, а всем прочим, - он обвел зал глазами, - тоже бы не ме­шало. Один батюшка служил в далеком от областного центра селе, куда ни один архиерей никогда не заезжал. Короче, за­были о существовании этого батюшки. Но он решил сам о себе напомнить, приехал в Епархиальное управление. Подхо­дит к архиерею под благословение, представился. Владыка стал расспрашивать его о житье-бытье. Батюшка в ответ: «Все славу Богу, живем, не жалуемся, Вашими святыми молитва­ми». Потом говорит: «Мне, Владыка, неудобно предлагать, но у меня с собой бутылочка водки, давайте выпьем за встречу». Владыке понравилась прямота и бесхитростность батюшки, он его усадил за стол, велел келейнику закуски подать. Ба­тюшка разлил по стопочкам и говорит: «Давайте, Владыка, за встречу по единой». Выпили, закусили. Батюшка еще разлил: «Давайте, Владыка, за Ваше здоровье по единой». Выпили, за­кусили. Потом выпили по единой за «благорастворение возду­хов» и за «изобилие плодов земных». Так всю бутылочку и уго­монили. Владыка раздобрился и спрашивает: «А какая у тебя последняя награда?» - «Да никакой у меня награды нет, самая большая награда для меня, что служу у Престола Божия». На­хмурился архиерей и говорит: «Непорядок, кого ни попадя награждаем, а такого хорошего батюшку забыли, да мы сейчас это дело поправим». Кнопочку на столике нажал, влетает секретарь: «Чего изволите, Владыка?» - «Пиши указ: награ­дить этого батюшку камилавкой и золотым наперсным кре­стом». Поехал облагодетельствованный батюшка к себе на приход. Служит обедню, на голове камилавка красуется, на груди крест золоченый сверкает. Увидел это соседний настоя­тель и спрашивает: «Как ты такие награды заработал, мы с тобой одинаково по двадцать лет служим, а у меня еще ни од­ной нету?» - «Да я сам не знаю за что, поставил Владыке бу­тылку - он меня и наградил». Ну, думает сосед, я не такой простофиля, я Владыке самый дорогой заморский коньяк поставлю, и уже сразу митру получу в награду. Приезжает к архиерею и с порога ему: «Я, Владыка, для Вас такой конь­як редкий и дорогой привез, который только один Вашему высокому сану может соответствовать». - «Ну, садись, батюш­ка, - говорит Владыка, - будем вместе твой коньяк заморский пробовать». Разлил батюшка коньяк по рюмочкам и говорит: «Давайте, Владыка, по первой за встречу». Выпили, закусили. «Ну, как живешь, рассказывай», - говорит Владыка. «Да как живу, - отвечает тот, - вот уже двадцать лет служу, никакой награды не имею. Давайте по второй за Ваше драгоценное здоровье». Владыка нахмурился. Выпили, закусили. «Давайте, Владыка, по третьей, - предложил батюшка, - за «благорас­творение воздухов». Тут Владыка как треснет кулаком по сто­лу: «Ты, что, - говорит, - приехал считать за архиереем, сколь­ко я выпью?» И уехал батюшка, не солоно хлебавши. Так что, братия, только по единой, - заключил протодиакон и, подмиг­нув смеющимся семинаристам, осушил стопку.

Диктор объявила посадку на теплоход, и братия проводила отца Василия до трапа. Затем стояли у причала, наблюдая за от­швартовкой судна и махая руками протодиакону. Тот в ответ, стоя на второй палубе, помахивал им шляпой.

Положив вещи в каюту, отец Василий направился в ресто­ран теплохода, чтобы утолить жажду и пропустить рюмочку, другую. Но, пошарив в карманах, обнаружил, что деньги все за-кончились. На душе сразу стало грустно. Он облокотился на ог­раждавшие перила палубы и стал смотреть на воду. К своей до­саде он ощутил, как свежий ветерок речного простора выду­вает из него приятное хмельное ощущение праздника. Короче, почувствовал, что начал трезветь. От этого стало еще тоскли­вее; неожиданно для себя самого он затянул негромко: «Есть на Волге утес, диким мохом оброс...» Отец Василий пел, ощу­щая себя вот этим одиноким утесом, и песня его крепла. Люди, прогуливающиеся по палубе, остановились и стали слушать. К концу исполнения песни, наверное, половина пассажиров те­плохода собралась около отца Василия. Когда он закончил, все зааплодировали. Протодиакон театрально поклонился. К нему подошел солидный седой мужчина и, представившись отстав­ным генералом, с чувством пожал руку:

- Просто от души, огромное Вам спасибо, тронули. Вы, на­верное, артист, в каком театре поете?

- Я не артист, - скромно признался отец Василий. - Я про­сто  внук Шаляпина.

- Как! Того самого?! - воскликнул генерал.

Протодиакон распрямился, два пальца ладони заложил за борт пиджака между первой и второй пуговицами, поднял вы­соко голову:

- Да, того самого - Федора Ивановича, - уже громче сказал он. Генерал в радостном волнении вытер пот со лба платочком:

- Вот как бывает, надо же, внук самого Шаляпина.

Подошел другой мужчина, спросил у отца Василия имя и отчество, тот представился Василием Андреевичем. Мужчина стал приглашать его в ресторан, познакомить с семьей, вместе поужинать, и уже было взял за локоть, собираясь увести с со­бой. Но генерал, спохватившись, рявкнул:

- Отставить! - однако, сообразив, что он не в армии, тут же сманеврировал на учтивое извинение и увлек отца Василия за собой.

Проводив протодиакона к столику, представил его жене и друзьям. Отцу Василию поднесли бокал шампанского, предло­жив выпить за его великого деда. Но он, сославшись на то, что шампанское плохо влияет на голосовые связки, позволил уго­стить себя армянским коньяком. Свободные до этого столики были тут же заняты, а те пассажиры, которым не хватило мес­та, расположились на палубе рядом с рестораном, в нетерпе­нии ожидая, когда запоет отец Василий. Протодиакон, хорошо зная биографию Шаляпина, потягивая коньячок, рассказывал о своем деде, как по-писаному, приукрашивая рассказ худо­жественными подробностями, ему только одному известными. Когда он дошел в своем повествовании до Нижегородского пе­риода жизни «деда», то встал и со всей страстью исполнил «Ду­бинушку». Вскоре он разошелся не на шутку. Уже сам не сомне­ваясь, что он истинный внук Шаляпина, исполнил «Из-за ост­рова на стрежень». При словах «...обнял персиянки стан...» он обхватил проходившую мимо официантку за талию. Та, обом­лев от счастья, уже готова была разделить участь несчастной княжны, но протодиакон не стал бросать ее за борт. За столом ему стало тесно, и он вышел на палубу, окруженный толпою поклонников. Каждому хотелось побывать с ним рядом, под­нести рюмочку. Поднос с закуской и выпивкой за ним носили по пятам. Не забыл протодиакон и церковных песнопений, ис­полняемых Шаляпиным. Он с таким чувством исполнил сугу­бую ектенью, что некоторые стали креститься. Но когда он со всей страстью исполнил куплеты Мефистофеля из оперы «Фауст» «Люди гибнут за металл», его буквально на руках по­несли с кормы на нос корабля. Там, на носу корабля, он дошел в биографии до смерти Шаляпина. Рассказывал, как хоронили «деда», как весь Париж вышел попрощаться с великим русским певцом, как при прощании с Шаляпиным слушали в записи «Ныне отпущаеши раба Твоего Владыко...»

- Бессмертный голос великого певца звучал над его смерт­ным телом, и каждый стоящий у гроба понимал: жизнь корот­ка, а искусство вечно, - закончив такими словами рассказ, про­тодиакон начал петь: «Ныне отпущаеши».

В это пение он вложил всю свою душу. А допев, замертво свалился на палубу и заснул. Даже его могучий, тренирован­ный к возлияниям организм, не выдержал той народной любви к Шаляпину, которая излилась на «его внука» в этот теплый летний вечер. Поскольку никто не знал, в какой каюте прожи­вает протодиакон, его по распоряжению капитана теплохода бережно отнесли в свободный люкс.

Когда утром теплоход причалил к городу, капитан по теле­фону связался со службой такси, и машина была подана к тра­пу. Протодиакон стоял на палубе и прощался с пассажирами, когда подошла официантка, та, которой выпала роль «персид­ской княжны», и поднесла на подносе стопочку охлажденной водки и маринованный огурчик. Отец Василий по-гусарски      оп­рокинул стопку в рот, крякнул от удовольствия и, закусив огурчиком, звонко чмокнул в щеку зардевшуюся официантку.

Машина отъехала, шофер обернулся и удивленно спросил:

- Слушай, отец Василий, ты что, фамилию сменил? Что-то тебя столько народа провожало, я уж подумал какой-то генерал Шаляпин приехал или секретарь обкома.

- Эх ты, садовая голова, - ухмыльнулся протодиакон. - Это моя фамилия по деду, а провожали меня генералы, их много, а Шаляпин один. Понял?

- Чего уж не понять, по мне хоть Шаляпин, хоть Шляпин, лишь бы счетчик щелкал да на чай клиенты не скупились.

Волгоград,

декабрь 2001 г.

назад